Григорий Андреевич Григорьев или инициалы «Г. А. Г.».

Пастор и руководитель церкви Григорий Андреевич Григорьев написал слова 52-х гимнов из сборника общего пения «Псалмы Сиона». 14 из них вошли в сборник «Гимны надежды», среди них любимые многими «Пойте, братья, песнь хваленья», «Лишь за Тобой, Спаситель», «Дружной радостной семьёю», «У реки, у Иордана». Его инициалы в сборнике – Г.А.Г. Большая часть его псалмов провозглашает о пути в Ханаан, путь к вечной жизни.Григорьев был одним из образованнейших людей своего времени: он прекрасно знал поэзию и историю, и часто любил перечитывать стихи Алексея Кольцова.

Будущий пастор Григорьев родился в 1878 г. в семье царского генерала и молодой красивой молдаванки. Первые девять лет жизни мальчика, проходившие в прекрасных условиях, резко оборвались вследствие внезапной смерти отца и изгнания его матери родственниками её мужа. Их маленькая семья оказалась в тяжелейших условиях. Григорий пошёл на обучение к кузнецу и через 3 года уже был полным безбожником, сделался рабом алкоголя и табака. Затем он оставил кузнечное занятие и поступил землекопом на железной дороге; нашел товарищей, подобных себе. Знакомство с ними повлекло за собою самые ужасные последствия. Все его презирали и чуждались, потому что он ни к чему не был пригодным, ни в физическом, ни в нравственном отношении. Но в 25 лет он стал ходить на богослужение в церкви на хуторе Яготинцев, познал любовь Божью, уверовал и принял крещение. Господь благословил его в работе, а также в личной жизни - он женился на верующей девушке. Но затем, мало изучая Библию, Григорий увлёкся идеями революции и террора. На 1,5 года он удалился от Бога. Но его жена и братья по вере молились о нём, посещали, убеждали. Вот слова самого Григория: «Все благодеяния, которые оказывал мне Господь, пришли мне на память, как Он поднял меня из той зияющей пропасти, на краю которой я стоял; и я не мог удержаться от горьких слёз, когда я увидел, как далеко ушел я от своего Спасителя, и как Он близок к павшим Своим чадам. С тех пор я начал снова посещать собрания и усердно изучать Слово Божье, сознавая, что оно есть жизнь для человека. С тех пор я вновь вижу благодеющую руку Божью в моем семействе. Я был на опасном пути, но чудная милость и истинная любовь Божья повлияли на меня, подобно освежающей росе, которая оживляет увядающие растения. Я теперь славлю и величаю Его чудесное Имя и проповедую о Его любви».

Своё служение пастора Григорий Андреевич начинает на Кавказе. Первым его местом служения был город Сочи, затем в 1911 году Хасавюрт, затем Владикавказ, потом Кубань. За активную проповедь Евангелия Григорьева арестовывали 38 раз, при этом его 2 раза заковывали в кандалы и по этапу отправляли вместе с другими заключенными пешком в Сибирь. Это были невыразимые мучения. Последний раз, когда он был арестован в конце 1916 года и судом приговорен к ссылке в Сибирь, его спасла февральская революция и декрет Временного правительства, дающий амнистию ссыльным за религиозные убеждения.

После Кавказа с 1922 года Григорий Андреевич несет служение в городе Орле. С 1928 по 1931 год - в Сибири, в городе Бийске, продолжая и там, несмотря на жестокие морозы и бураны, совершать миссионерские поездки, организуя общины в этом суровом крае. В 1932 году Григорьева переводят на служение в Новосибирск, где он возглавляет Западно-Сибирскую конференцию. Там же в Новосибирске в начале 1934 года он получает приглашение от тогдашнего председателя ВСАСДа Генриха Ивановича Лебсака переехать для несения служения в Москву. Здесь он становится свидетелем страшного разгрома атеистическими властями союзного руководства АСД, репрессий и расстрела практически всех проповедников. Финалом этого был и арест самого Лебсака, происходивший на глазах Григорьева. Лебсак при своём аресте передал ему руководство Церковью. С 1934 года до 1952 года, до самой своей смерти, Григорий Анлереевич Григорьев оставался единственным руководителем Церкви, с которым государство согласилось работать. Григорьев был лидером Церкви в самое страшное время: Сталинские репрессии, Великая Отечественная Война, послевоенная разруха, Гулаг.

На середину 1934 года на всей территории Советского Союза остаются только два неарестованных проповедника: П. Г. Сильман — в Новосибирске, и Григорьев Г. А. в Москве. То, что они остались на свободе, не было, конечно же, случайностью. Безусловно, страшной машине НКВД не составило бы особого труда уничтожить этих двух оставшихся пасторов, но это не входило в задачу Советского руководства, ибо последнее на бумаге, в том числе и в Конституции 1936 года, провозглашало свободу вероисповеданий, и потому иностранцам, приезжавшим в Москву, было модно показывать ту «свободу» в религиозном плане, какую «имеют» советские граждане. И потому в некоторых городах, и в первую очередь, в Москве, были сохранены адвентистские общины. Такой «показательной» общиной была и община в Москве. И конечно же, и это было главным, Господь в это критическое время не оставлял Свою церковь без водительства. После ареста Лебсака Григорьев остаётся единственным руководителем адвентистской церкви в Союзе, совмещая с этим и служение пресвитера московской общины. Это были страшные годы, когда каждый шаг, каждый жест был под пристальным прицелом спецслужб, представители которых неотлучно присутствовали на всех богослужениях, внедряя своих агентов под видом верующих или ищущих истину в церковь, с целью шпионажа. Пастор Григорьев сумел, не поступаясь вопросами истины, сохранить церковь. С риском для жизни он поддерживал нелегальную связь с проповедником Сильманом, проживающим в Новосибирске. Последний, работая фотографом, имел возможность, а главное, повод посещать различные города, и в первую очередь, Москву, где продавались тогда фотоматериалы. Пользуясь этим, по приезде в столицу, он встречался с Григорьевым, получая от него различные задания, состоявшие, в первую очередь, в посещении сохранившихся общин, так как сам Григорьев вследствие запрета властей из столицы выехать не мог.

Связи с общинами всесоюзный председатель поддерживал и путем обширной переписки, которую он осуществлял. Письма от членов церкви со всего необъятного Союза присылались ему. Эти письма исчислялись десятками в месяц, и на каждое из них Григорьев посылал ответ. Причем это был ответ, состоящий не из стандартных фраз и шаблонных предложений, а ответ от сердца к сердцу. Его письма отличались особой теплотой. Он писал не как Всесоюзный председатель, администратор Союзного уровня, а как пастор. Потому и люди делились с ним своими бедами, заботами, радостями.

В те годы в Москву иногда приезжали иностранные делегации, членом одной из которых был сотрудник генеральной конференции Д. Нусбаум. Вот как об этой встрече вспоминал Григорьев: «Мы имели возможность встретиться только два раза. Собрания тогда проходили в подвальном помещении старообрядческой церкви. Были молитвенные дни, людей было очень много. Помещение освещалось керосиновыми лампами, воздух был тяжелый. Брат Нусбаум молился вместе с нами. После собрания он обратился ко мне с вопросом: „Многих ли постигла такая участь как членов совета?“ Но что я мог сказать? Было арестовано 150 проповедников и пресвитеров, и более 3 000 членов церкви. Я мог бы ответить словами пророка Илии: „Жертвенники Твои разрушили и пророков Твоих убили. Остался я один, и моей души ищут, чтобы отнять ее“. Но я сказал: „На вашем месте я не стал бы задавать такой вопрос“. „Нет ли у вас нужд в средствах или в литературе?“ — спросил Нусбаум. Во всех семьях, где проходили аресты, была конфискована духовная литература, Библии, сборники гимнов, книги Е. Уайт. Сердце моё разрывалось, но я ответил: „Мы ни в чём не нуждаемся, у нас всё есть“. Брат Нусбаум уехал. Я остался опять один со своими незаданными вопросами. В то время я, подобно Иову, просил себе смерти у Бога. Вернувшись из Москвы, Нусбаум, рассказывая о поездке, отметил: «То, что брат Григорьев не мог высказать словами, я прочёл в его полных скорби глазах. Сколько в них было боли и горя, но он должен был молчать».

Григорьева перед войной часто вызывали на Лубянку. Однажды, дожидаясь вызова, Григорий Андреевич заснул прямо на скамейке в приёмной НКВД. Когда, наконец, пришла его очередь, дежуривший офицер, разбудив его, сказал: «В этом учреждении ещё не засыпал ни один посетитель. Видимо, ты крепко уверен в своём Боге».

Когда началась война, и фашисты подступили к Москве, по распоряжению Совета Министров все учреждения, и в том числе церковные, подлежали эвакуации. С октября 1941 г. по август 1942 г. Григорьев находился в Ульяновске. Но затем в стране начинает меняться ситуация по отношению к религии. Дело в том, что в период войны, и, в частности, во время осады Москвы, Сталин обратился с просьбой молиться за победу. Более того, с иконами и хоругвями обходили многие части Красной Армии, стали звонить и колокола. В период наивысшего кризиса бывший семинарист Сталин вспомнил о Боге. Одновременно с этим и в ходе Тегеранской конференции, состоявшейся с 28 ноября по 1 декабря 1943 г. президент США Рузвельт и премьер-министр Великобритании Черчилль одним из условий открытия Второго фронта в Европе ставили предоставление религиозной свободы верующим в СССР. К тому же, после снятия осады с Москвы, в страну стали приходить многочисленные письма из-за рубежа с вопросами о судьбе церкви. За Григорьевым в Ульяновск приезжает специальная машина. Его возвратили в Москву, выделили комнату и велели немедленно отвечать на присланную из-за границы корреспонденцию.Всё это происходило в соответствующем учреждении под строгим контролем.

Люди, отзываясь о нём, говорили, что это был скромный, гостеприимный и заботливый служитель. В военные и послевоенные голодные годы он поддерживал семьи погибших служителей.

Григорий Андреевич Григорьев умер 12 марта 1952 года в возрасте 74 года мученической смертью от гангрены обеих ног. Он испытывал глубокие физические страдания и одновременно сохранял необычайную живость ума и подъем духа.Перед смертью он собрал в своей комнате совет Церкви и завещал трудиться в единстве, помня, что в этом сила Церкви. Обращаясь к пасторам церкви, он произнес: «Братья, будьте верны Господу и Его церкви, любите друг друга, и как зеницу ока храните единство между собой».

Григорий Андреевич покоится ныне в надежде на воскресение, и он оставил нам свое завещание — свои псалмы, чтобы и мы шли к тому небесному Ханаану, к которому он шел всю свою жизнь.

Оригинальные тексты:№48 «Господь нас всех к Себе влечёт»,№124 «В день отрадный»,№222 «Я знаю святую обитель», №234 «Друг, поверь словам Господним», №252 «Лишь за Тобой, Спаситель», №261 «Дружной радостной семьёю», №274 «Над землёю, над морями», №293«У реки, у Иордана», №300 «Ты нам Свои заветы».

Русский текст (перевод): №26 «Люблю читать я книгу», №41 «Пойте, братья, песнь хваленья», №105 «О, хвала, Тебе, Спаситель», №110 «Чудные минуты», №194 «Господь, Тебя люблю».